Жан-Люк Годар, согласно новейшим его заявлениям и декларациям, считает, что до последнего времени такие режиссеры, как Бертолуччи, Пазолини и он сам, занимались исключительно научным и художественным экспериментированием. Но этого теперь мало: экспериментирование нужно отдать на службу классовой борьбе. Но что это означает практически? В поисках ответа на этот вопрос, в поисках путей непосредственного участия в классовой борьбе Годар высказывает предположение: а что если попробовать снимать коммерческие фильмы, ставя при этом целью спровоцировать чуть ли не государственный переворот, то есть все перевернуть внутри — конечно, в зависимости от возможностей.
И вот одно из возможных режиссерских «решений» эксперимента, поставленного на службу классовой борьбе (в данном случае Годар ведет речь о театре): прервать спектакль после первых трех минут, опустить занавес — зрители будут привлечены к политической активности; если они покинут зрительный зал, все равно это будет вызов; надо, чтобы актеры не играли больше в театре, но играли только перед дверьми театров, надо все менять, все ломать. Для этого, уже применительно к кино, студентам Римского экспериментального центра кинематографии надо пойти на завод, встать на место рабочих, а рабочим — в центр, надо найти утраченный общий язык, как в Китае и на Кубе.
Годар приходит к убеждению, что его бунтарство было индивидуальным; теперь он — правда, с большим опозданием — понял, что должен связаться с великими социальными движениями. Однако связей таких он обрести не может. Мешает индивидуализм. Мешает мелкобуржуазный анархизм крикливой «левизны». Эти-то помехи и приводят его к неприятию идеологии и дисциплины Коммунистической партии. «Мы живем,— заявляет Годар,— в стране, где революционная партия еще не существует и задача революционеров состоит в том, чтобы такую партию создать».
Такая раскольническая позиция, метания Годара от одной позиции к другой, подмена революционного самосознания конгломератом анархистских, маоистских и троцкистских идей приводят к обесцениванию той оппозиции буржуазному строю, которую прокламирует Годар, к выхолащиванию революционного содержания годаровских рассуждений о «пролетарском кино», года- ровских попыток такое кино создать.
Среди буржуазно-индивидуалистических деформаций «левого» бунтарства особое место занимает ныне «сексуальная революция». По идее — это предметное выражение полной раскованности, абсолютной свободы личности, сокрушающей каноны добропорядочной буржуазности, решительно ломающей мещанскую застойность буржуазного быта. В фактических своих проявлениях и объективных результатах это все та же буржуазная «клубничка», дающая новые «допинги» сытым, истратившим свою молодую энергию во всякого рода излишествах. Ведь порнография не перестает быть порнографией от того, что надела красные штаны.
Левацкое бунтарство завело ныне свои униформы — иногда это экстравагантная одежда, позаимствованная из гардероба самых сомнительных ночлежек, иногда — просто прическа или отсутствие оной. Дело не в оттенках внешних примет бунтующей «левизны»: тут могут быть самые неожиданные капризы моды и даже столкновения, конфликты между ними. Дело — в содержании. Различные униформы левацкого бунта — все это на поверку оказывается не более как изнанкой благопристойной буржуазности, ее вторым, анархистским ликом.
Такие метаморфозы левацкого бунтарства, связавшего себя с «сексуальной революцией», не ускользнули от наиболее вдумчивых кинематографистов и критиков, которые наблюдают происходящее «изнутри» и поэтому даїот нам, живущим в ином социальном и нравственном климате, особо ценные свидетельства.
«Свобода выбирать любое содержание,— пишет известный итальянский кинокритик Джакомо Гамбетти в своей статье «Год бунта» («Бьянко э неро», 1969, № 3/4),— используется авторами для того, чтобы смаковать постельные темы, громоздя всякого рода извращения и патологию в мнимо новаторском духе. Но сами эти ситуации и персонажи так же стары, как и литература соответствующего жанра,— только в литературе это менее пошло». Гамбетти подчеркивает далее, что мнимая революционность, о которой идет речь, «никак не связана с реальными проблемами эпохи и нашего общества и тем самым играет на руку прежде всего той ненавистной системе, которую авторы этих фильмов1 так пылко желают разрушить».
Комментарии закрыты.