В фильме Петри также звучит мотив безнаказанности преступления. И здесь убийца — сам страж закона и порядка. Только здесь все по-другому. По сюжету этот фильм можно назвать «детективом наоборот» — убийца известен с первых кадров, и механика развития действия состоит не в том, чтобы найти преступника, а в том — как этого избежать. По форме же это исполненная сарказма «черная комедия», язвительная, парадоксальная сатира, гротеск, политический памфлет — все вместе. И при этом фильм очень строго выдержан по стилю.
Тщательному, «научному», но вместе с тем ироническому, шутовскому психоанализу и последующему осмеянию подвергается не какой-то отдельный, конкретный полицейский чин, не какой-то «случай» в деятельности полиции, а вся система, механизм власти в буржуазном государстве, порождающие произвол и насилие.
Убийца (Джан Мария Волонте — ныне «актер номер 1» политического кино)— один из руководителей уголовной полиции, начальник отдела по расследованию убийств — получает повышение и становится главой политической полиции Рима. Это динамичный, подтянутый, излучающий энергию образцовый чиновник. С подчиненными он то требовательный деспот, то ловкий демагог. Голос его звучит всегда неестественно громко, он упивается своим казарменным красноречием. С законом он настолько на короткой ноге, что порой себя с ним отождествляет и поэтому часто и легко преступает: самовольно увеличивает то число полицейских доносчиков, то число подслушиваемых телефонов, на допросах хлещет по щекам арестованных и литрами вливает в них соленую воду. Придя в политическую полицию, он в каждом «политическом» видит уголовника. «Наш долг — подавлять, — вещает он. — Подавление — вот наша вакцина! Подавление — это цивилизация!»
Но под внешностью «сильного человека», достигшего вершин власти, кроется жалкое, незрелое и инфантильное существо, невротик, страдающий комплексом неполноценности: он и недостаточно со вкусом одевается, и не слишком хорошо воспитан, и далеко не идеальный любовник. Последнее обстоятельство уязвляет его особенно болезненно, и когда над ним начинает подтрунивать любовница, с которой его связывает скорее не любовь, а какие-то странные садомазохистские игры, он перерезает ей горло лезвием бритвы…
В этом персонаже «вне», а, точнее, «выше» всяких подозрений, возомнившем, что ему «все дозволено», много от героев романов Альберто Моравиа, а может, и Достоевского.
А дальше начинается садомазохистская игра убийцы с самим собой: он подбрасывает своим подчиненным одну за другой улики собственной виновности, а они никак не могут или боятся поверить. Сила кастовости, вера в непогрешимость начальства выше здравого смысла. Когда же игра с огнем становится уж слишком опасной и нервы его не выдерживают, он пишет покаянное письмо начальству. Фильм кончается гротесковой сценой: убийце снится, что к нему домой пожаловал целый синклит важных чинов — первым делом они уничтожают все собранные им против себя улики, а затем, ласково пожурив, прощают его преступление как невинную шалость. Когда же он просыпается, то видит, что к его дому действительно подкатывает черный автомобиль и из него выходит его шеф. Убийцу осудят? Простят? Или, вероятнее всего, незаметно, во избежание скандала, переведут в другое место? Фильм кончается вопросительным знаком.
Пожалуй, еще в меньшей степени, чем у Дамиани, фильм Петри основывается на каких-то конкретных фактах. Реальное в нем неразрывно слилось с парадоксальной, озорной фантазией. Однако в нем тоже отчетливо слышны отзвуки истинных событий, свидетельствующих о коррупции в итальянской полиции (например, «дело Шире» — этого римского Мегре, видного полицейского чина, угодившего за решетку за участие в прибылях подпольных игорных домов). Вот почему фильм Петри так жизнен, вот почему он произвел в Италии эффект разорвавшейся бомбы.
Чем-то близок по духу герою фильма Петри герой «Конформиста»— экранизации романа Альберто Моравиа, осуществленной Бернардо Бертолуччи. Так же как убийца — приспособленец Марчелло Клеричи — фашист «довоенного образца»; он хочет как для карьеры, так и для собственного самоутверждения приобщиться к власти, отождествить себя с ней, «слиться» с фашистским режимом (дело в фильме происходит в конце 30-х годов). Он так же полон всевозможных комплексов, так же внутренне мелок и гадок.
Итальянский философ Бенедетто Кроче, на трудах которого в Италии выросли целые поколения антифашистской и либеральной интеллигенции, утверждал, что фашизм — злокачественная опухоль на здоровом теле нации. Большинство антифашистских произведений, в том числе и роман «Конформист», были созданы в соответствии с этим тезисом, звучащим, казалось бы, убедительно. По существу же он подменяет исторический, экономический, социальный, политический анализ фашистской эпохи в Италии таким подходом, при котором на первый план выступает не классовая сущность фашизма, а его чисто внешние уродливые черты. Отсюда и нравственное уродство, и патологизм, с которыми в «Конформисте» показаны фашисты (отец Клеричи, ветеран фашистского движения, участник «похода на Рим», один из тех, кто слушал в мюнхенских пивных Гитлера, сидит в сумасшедшем доме; диктор римского радио, фашист Монтанари — слепой; сам Клеричи нравственно неполноценен — еще подростком он был совращен гомосексуалистом и, ошибочно полагая, что застрелил его, считает себя убийцей).
Так же как и в романе, в фильме не показаны ни конкретные события черного двадцатилетия, ни те силы, которые выступали в Италии против фашизма. Режиссер ставит задачей всеми средствами киноязыка — при помощи метафор, символов, ассоциаций, а также цвета и музыки — воссоздать мрачную, болезненную, давящую и в то же время фарсовую атмосферу итальянского фашизма конца 30-х годов.
Помпезные, в духе «новой римской империи» залы министерств, сквозь холодную пустоту которых служители проносят гигантский бюст дуче и столь же огромного гипсового орла с распластанными крыльями (в конце фильма мы увидим, как после падения режима Муссолини ликующие римляне сбросят эти эмблемы в Тибр); необъятный кабинет таинственного и всесильного шефа ОВРА — политической тайной полиции, его столь же необъятный стол
и… полулежащая на нем в картинной позе нарядная дама; римское радио, где сразу же вслед за легкомысленными модными песенками слепец-фанатик Монтанари произносит свои бредовые, трескучие речи, а после них звучат буколические позывные — пение соловья…
Атмосфера страха, тревоги, подозрений ощущается и в Париже, куда Клеричи прибывает якобы в свадебное путешествие, а на самом деле, чтобы выполнить задание ОВРА: убить своего бывшего профессора, итальянского эмигранта, антифашиста Куадри. Над беззаботной жизнью французской столицы, такой, как ее еще изображали импрессионисты, а потом показывал в фильмах 30-х годов Жан Ренуар, уже витает призрак войны и фашизма. Недаром простые парижане так не любят итальянских «туристов»— агентов Муссолини: прохожие кричат Им ЬСлеД!
«Дерьмо!», а продавщица цветов и окружающие ее дети (символ будущего!) поют во весь голос «Интернационал». На квартире у профессора Куадри печатаются листовки, идет подготовка к созданию левой газеты. Это Париж антифашистской эмиграции. Однако здесь есть один нюанс: режиссер, вслед за Моравиа, показывает Куадри, его жену — француженку Анну, их окружение с некоторой долей иронии, если не морального осуждения. В них он видит представителей буржуазного крыла антифашизма, которые не были достаточно чисты душой и активны в борьбе.
Молодой режиссер (Бертолуччи всего тридцать лет, а он поставил уже восемь фильмов), воссоздавая 30-е годы, проявил себя великолепным стилистом и добился этого, как нам кажется, далеко не только при помощи бытовых деталей, мод и популярных мелодий тех лет.
Комментарии закрыты.