Однажды я два месяца проторчал у автозавода. Ждал работу, представляете? Знаете, как долго тянутся два месяца? Когда на улице ниже нуля? Наверное, поэтому я всех и ненавижу. Они нанимают сто черных, двадцать пять белых и одного араба, правда. И вот я встал в эту очередь. Думал, может быть, им не хватает арабов. Написал заявление и отдал этому парню. Он берет его и говорит: «Приходи как-нибудь в другой раз». Он не говорит: «Нам очень жаль» или еще что-то. Просто: «Приходи как- нибудь в другой раз. А теперь убирайся». Второй день, третий, четвертый. Я стоял там два месяца. Я так издергался, что готов был убить этого парня.
Как-то пришел туда один араб, из Палестины. Высокий, ловкий, сильный. Занял очередь* как и я. Подал свое заявление. А тот и читать не ст^л. Взял заявление и спрашивает: «Как тебя зовут?» — «Али». — «Ах, Али? Придешь как-нибудь в другой раз». Так вот, этот Али, он психанул. Схватил его за шею, вот так, и выбил кулаком зуб. А потом сказал: «Я в твоей… работе не нуждаюсь. Не нужна она мне. Но когда я подаю тебе эту… бумагу, ты взгляни на нее и скажи: «Очень жаль». Или не говори «очень жаль». Просто взгляни на нее и скажи: «У нас для тебя работы не будет». Но не говори, чтобы я приходил завтра. Сейчас ниже нуля, и на тротуарах лед».
Знаете, что я стал делать? Брал из дому одеяла, закутывался в них и шел в очередь. Уж больно холодно, друг. Ниже нуля. На тебе пять или шесть курток, две пары штанов, и это еще не все. Знаете, каково это — выстоять шесть часов на морозе? Иногда я приходил туда в два часа ночи и стоял до полдевятого — девяти утра. Спал на улице. Берешь иногда газеты или еще что-нибудь, постелешь на землю и спишь. Потому что, если придешь в шесть, впереди тебя будет уже не меньше сорока человек, а берут только пять. И я говорил себе: «Буду первым. Может, меня и возьмут, если я буду первым». Приходил туда в два. и видел, там уже спят люди. В два часа ночи, друг. На работу там брали, я знаю. Я заполнил для других около пятнадцати заявлений, и всех вызвали на беседу. Было там три негра, они ни читать, ни писать не умели — только свои имена. Их вызвали, меня — нет. А почему, не знаю. Между мной и парнем, который берет заявления, ничего нет. Я его до этого в глаза не видел, правда. Не верите, спросите в Саут-Энде, вам любой подтвердит.
Отцу повезло. Он приехал в эту страну. На руках у него семья из пятнадцати человек. Я не знаю, как это ему удалось, но он пошел устраиваться к Крайслеру и работает там до сих пор. А ведь мне двадцать один, верно? Как вы думаете, кто будет лучше работать, я или какой-нибудь старик? Я бы день и ночь работал, но кого это волнует? Ты как будто ведешь бесконечную войну. Так думаю не я один. Приезжайте в Саут-Энд и понаблюдайте за людьми, которые там живут. Почти все они — арабы. У многих нет жизненного опыта, а у многих он есть. И они толковые. Поверьте, там много толковых людей, просто с работой им не повезло: Достань они работу — будут трудиться, как рабы. Не как рабочие, а как рабы. Потому что они не знают языка. Им достается самая черная работа. Они работают, и работают, и работают, и работают, и умирают, друг. Но я к этому готов. Дойдет очередь до меня, я буду делать то же самое. Стану рабом. Вот и все. Но если я стану рабом, может, тогда мой братишка, которому сейчас пять лет, в восемнадцать рабом не станет. Понимаете, что я хочу сказать? Это то, что сейчас делает для нас отец. Мой отец работает на Крайслера, как раб. Для того, чтобы мы рабами не стали.
В этой главе речь пойдет о немолодых уже людях (все они белые), живущих в постоянном страхе, что с работой, быть может, покончено навсегда. Они принадлежат к той категории служащих, которые, потеряв высококвалифицированную и высокооплачиваемую работу, в поисках нового места подвергаются двоякого рода дискриминации, причем дискриминации скрытой,— в силу своего возраста и как «сверх- квалифицированные» специалисты.
Комментарии закрыты.