Пытался. Хочу поступить куда-нибудь садовником. Совсем было собрался подать заявление в Ботанический сад. Позвонил приятелю, который там работает, но его оттуда увольняют. На этой неделе или на следующей. Хорошо бы я выглядел там со своим заявлением о приеме, когда они старых своих работников выгоняют. Сходил я в пару других мест, где есть вакансии. Плата у них — смех одйн. А после вычета налогов и вовсе ерунда останется. Вот так-то. Но даже если бы они много платили, я скорее пошел бы садовником в Ботанический, потому что эта работа мне действительно по душе. Там я и за небольшие деньги работать бы стал. Нравится мне это дело.
Понимаете, ужасно трудно найти занятие, которое ты бы полюбил. По-моему, многие сами себя обманывают. Не знаю, может, у них требования к жизни невелики. Понять их не могу. Некоторые мои приятели, представьте, любят строительную работу. Как можно любить это окаянное ремесло? Ползаешь день-деньской на коленях, как таракан какой-нибудь, наживаешь артрит в позвоночнике, артрит в плечах. У меня вот бурсит колена… И я еще должен любить эту работу? Семь часов елозишь на коленях без передыху: ни на минуту остановиться нельзя. Разве можно это любить? Должен быть какой-нибудь другой способ, получше. Я хочу сказать, человек все-таки не машина. Но хочешь не хочешь, а вкалывай, чтобы выдержать конкуренцию.
Жена вот все уговаривает меня развлечься как- нибудь — ну, хоть на рыбалку сходить или на охоту,— потому что нервы у меня взвинчены. На людей, правда, я не кидаюсь. Стараюсь держать себя в руках. Но внутри я весь напряжен. Она же видит, что я в комок нервов превратился. Для меня просто пытка сидеть дома в рабочие дни. Ищу себе какое-нибудь занятие по дому, а потом ухожу бродить или на машине поезжу. Дома места себе не нахожу. Некоторые из моих дружков, как останутся без работы, целый день в постели валяются, спят без просыпу. А я бы так не смог: все думал бы, что жизнь мимо проходит. Злился бы, что день пропал. Я-то по крайней мере из дома выйду, с людьми повидаюсь, поговорю о том, о сем, все какое-то занятие. Не то что дрыхнуть до вечера. Пешком пройдусь. На витрины поглазею. (Смеется.) Вот какие у меня занятия! Слоняюсь, как бездельник какой- нибудь. Надоело это до чертиков. Тошно. С друзьями встречаюсь —’ мы все без работы теперь сидим. То поедем вместе куда-нибудь, то кофе пить к кому-нибудь домой завалимся. Порассуждаем обо всем на свете. О работе, о событиях в мире. Распалимся, шумим, кроем всех. А потом, после встречи, еще больше растревожен, чем раньше. Потому что все против тебя, все.
Не знаю, беспокоятся ли детишки. Действительно не знаю, потому что им пока что отказа ни в чем нет. То одно им подай, то другое. Все время чего-нибудь просят: мне ботинки нужны, мне платье новое, у дочери выпускной вечер, у младших конфирмация… С ума сойти! Но дети, конечно, есть дети. Когда я был мальчонкой, меня тоже семейные финансы мало тревожили. Правда, я-то работал, с какой бы стати мне тревожиться. Всегда подрабатывал, начиная с двенадцати лет. Да и незачем мне было о чем-то там просить: я ведь нес заработок в дом, отдавал деньги матери. Но ведь из кожи лезешь, чтобы твоим деткам жилось лучше. И не уверен, так ли это хорошо. Сомневаюсь, что они оценят это. Вот заживут своей семьей и скажут: иди, отец, гуляй. Другая пора жизни. Рехнуться можно! Интересно, а когда же о тебе-то подумают? Когда в землю зароют?
Не знаешь ведь, когда твой час пробьет и что вообще может случиться. Вот и начинаешь мрачно на жизнь смотреть. Оглядываешься назад, на все прожитые годы, и говоришь себе: «Что ты совершил в жизни?» Троих детей вырастил. Ладно. А для себя чего достиг? Ни черта! Только вкалывал, надрывался, чтобы там же и остаться, где начинал мальчишкой. Я уж стараюсь не слишком задумываться обо всем этом. Изо всех сил стараюсь. Потому что, когда забиваешь себе этим голову, начинаешь очень критически ко всему относиться.
А президент знай себе мозги нам пудрит: мы, мол, прошли самую низкую точку; мы вступаем в фазу оживления. Совсем запутался. То же самое он пару месяцев назад твердил. Они там сами не знают, куда движутся, рассчитывают, видно, что если скажут несколько утешительных слов, то найдутся дураки, которые им поверят.
В том, что работы нет, профсоюз, по-моему, не виноват. Безработицу рождает конкуренция. Сегодня все жаждут твоей крови. Куда ни ступишь, везде конкуренция. Жестокая конкуренция, Я порой думаю: вот случись сегодня полный крах, будет ли это похоже на то, как было во времена «великой депрессии»? Ведь тогда люди были куда ближе друг другу. Сегодня все волком смотрят, все друг друга ненавидят. В людях нет больше жалости. Никому до других дела нет. Только и слышишь: «Плевал я на тебя» да «Плевать мне на это». Вокруг сплошная недоброжелательность. На улице хоть ты сдохни — никто не обернется, потому что каждый умирает в одиночку в собственной скорлупе. Паршиво все это. Раньше — в моем детстве — так не было. Если кто-нибудь попадал в беду, другой приходил ему на выручку, уж это будьте уверены. Всегда кто-то протягивал руку помощи. Вот если бы вернулись те времена!
А сегодня — тьфу! Конкуренция. Она все на свете испаскудила. Может, на войне,.драка-не .на жизнь, а на смерть и хороша, но они же в обычную повседневную жизнь это перенесли. Столько людей превратилось в зверье. Что бы ты ни делал, с кем-нибудь да приходится сцепиться. Невозможно расслабиться. Все время надо быть начеку — следить, как бы кто-нибудь тебя не облапошил. А в последние годы, еще хуже стало. Все время напряжение, ведь это ужасно! И у друзей моих то же самое: все переменилось к худшему.
Комментарии закрыты.