Что отвратительнее всего — они заслоняются от тебя инструкциями. Никто не собирается рассматривать твое личное дело именно как личное дело, заслуживающее особого внимания. Об этом не может быть и речи. Допустим, им нужно зачислить тебя в определенную категорию служащих, чтобы легче было подыскать для тебя работу. Называют номер твоей категории и заносят его в твою памятку. Как все это происходит? Приходишь в бюро, а там уже огромная очередь. Все эти люди подлежат классификации. Наконец тебя вызывают на собеседование. Оно сводится к тому, что тебя спрашивают, чем ты до этого занимался. Ты объясняешь. Тогда они зачисляют тебя в категорию соответственно предыдущему роду занятий. Им нет дела до того, чем ты хочешь заниматься именно сейчас. Я не помню весь разговор в точности, но я спросил сотрудника: «К чему все это? Зачем меня классифицировать?» На что он ответил: трудоустраивая людей, они стараются подобрать такую работу, которая бы отвечала их квалификации. Я понял, если приставать к ним со своим личным делом, вся эта машина остановится… и тебе же придется дольше ждать, пока ты получишь эти треклятые деньги. Твоя задача — их-получить. А их задача — держать тебя в неведении.
Ни с того ни с сего тебе говорят: «Вам надо пройти собеседование с мистером таким-то. Присядьте-ка вот там, вас вызовут. Идите присядьте». Логично задать вопрос: «А кто этот мистер? Почему я должен идти к не~ку на собеседование?» Но нет, я терпеливо жду, меня вызывают, и я иду… Вот так я и выяснил, что меня классифицируют.
А ведь все это время я думал, что у меня особый случай, раз меня не увольняли с работы, и что они, возможно, пересматривают мое заявление. Неужели, думаю, Кэри опять подгадил? (Смеется.)
А книжечка-памятка, которую тебе выдают? Это — нечто. Каждую неделю ты обязан отметить в ней три места, где пытался устроиться на работу. Сперва так и делаешь. А потом понимаешь: они в это не вникают. Проглядывают, и все. По-видимому, их интересуют даты. А читать, что ты там понаписал,— ни к чему. По-моему, ни один из тамошних сотрудников ни разу внимательно не прочел ни одной памятки. И никогда не прочтет. От этого как-то не по себе. Разводить писанину непонятно для кого! Ну разве не бред? Мало-помалу начинаешь придумывать места, куда якобы ходил устраиваться, потому что знаешь: им это без разницы. А потом уже пишешь бог знает что, лишь бы обратить на себя внимание. Если бы я голодал, если бы у меня были дети и так далее, я бы, наверное, страшно возмутился. Вся эта ситуация напомнила мне «1984» *. Я впервые осознал, что означает подобный режим. Пока нам это еще не угрожает, но я отчетливо понял, чем может обернуться пренебрежение к человеческому достоинству.
Мне кажется, европейцы более привычны к тому, что их не выделяют из толпы и рассматривают наравне со всеми. Американцы устроены по-другому. Всякий раз, когда я оказываюсь в этом бюро, меня так и подмывает заявить: я — личность. Я еще потому привык, чтобы мне оказывали внимание, что я профессор. Всем нам кажется, будто мы большие шишки, в своем роде знаменитости. И когда с нами обращаются не так, как следовало бы, мы, черт побери, протестуем. И добиваемся своего. Ибо, как правило, обладаем достаточным влиянием. Поэтому, когда сталкиваешься лицом к лицу с настоящей бюрократией, это производит ужасающее впечатление. Поскольку я появляюсь в бюро раз в две недели и провожу там не больше двадцати минут, это еще терпимо. Но если бы мне пришлось все время жить в такой обстановке, я бы взял в руки автомат, пошел туда и разрядил его. Чтобы они проснулись. Чтобы напомнить им о своем существовании. Интересно, а в,от другие люди, которых я там встречал, что они при этом испытывают? Или они уже привыкли к такому обращению? Как с ними обращались, скажем, на крупной фабрике, где они работали, или еще где-нибудь? Возмущаются ли они, когда попирают их достоинство? Пытаются ли протестовать? Вот что мне интересно.
Комментарии закрыты.