Пока я учился, в рот спиртного не брал. Очень меня вождение грузовика увлекло. Я весь в это дело вошел. У меня не было причин пить. А когда я выучился, мне сказали, чтобы я подал заявления во все автотранспортные компании. Я так и сделал, но меня ни в одну не взяли, потому что мне только двадцать три года было. А им самое меньшее двадцатипятилетние нужны. Что-то там со страховкой связано. И вот, нате вам, я при всех своих бумагах по-прежнему не мог найти работы. А стал опять безработным — снова к бутылке потянуло. Месяца не прошло, как я запил. Совсем дурной стал.
И вот однажды вечером мой брат вошел как раз вовремя, чтобы помешать мне себя убить. Он застал меня в тот момент, когда я застрелиться пытался. Из ружья. Пьяный был, совсем до бесчувствия допился и никак патрон не мог в патронник загнать. Не помню точно, что было непосредственной причиной, но никогда не забуду тот страшный миг, когда окидываешь взглядом прожитую жизнь, прежде чем спустить курок. Ту долю секунды, когда уже вставил дуло в рот и пытаешься патрон в ствол дослать. До. сих пор как вспомню этот жуткий миг — оторопь берет.
Так вот, не войди брат в ту минуту, меня, наверное, на свете бы сейчас не было. Он отнял у меня ружье и вызвал шерифа. Там, где мы жили, просто на редкость хороший шериф. Никогда его не забуду. Пэт Кондон его звали, молодой совсем. Он уверял, что обычно не позволяет себе дружеского тона с арестованными, но со мной он по- дружески поговорил. И отвел меня в университетскую больницу — там меня в психиатрическую палату поместили. Врачи поговорили со мной и объяснили: «У тебя нет мании самоубийства, ты просто впавший в отчаяние алкоголик». Тогда-то я и задумался: «Вот новость, он назвал меня алкоголиком!» Такое мне и в голову не приходило. В ту ночь я начал понимать: «Передо мной стоит проблема. Очень серьезная проблема». И я твердо решил взяться за ум. На следующий же день предпринял первые шаги…
А через три недели после того, как я бросил пить, мне улыбнулась удача. Одна из автотранспортных компаний,- в которые я заявления свои подавал, вдруг предложила мне работу. Оказывается, им нужно было взять какого-нибудь представителя национальных меньшинств, чтобы квоту заполнить. Только для этого многие предприниматели и берут цветных да черных. У той компании уже был один черный водитель в Сиэтле, а теперь они еще и меня наняли. (Смеется.) Мы представляли в ней национальные меньшинства. Смешно, потому что все остальные ее работники были американцами английского происхождения. Только мы двое и были из национальных меньшинств.
Я там год водителем проработал. Почту возил. Мне самый дерьмовый рейс дали. Который больше никому не нужен был. Я просился в дальние рейсы, с ночевкой в пути, но меня на них не ставили, потому что мне двадцати пяти лет не исполнилось. А потом правительство начало сокращать объем перевозок, и все полетело к черту. Я думал, удержусь на работе: ведь почту, сами понимаете, при любых обстоятельствах возить надо. Но рейсы продолжали сокращать, и в конце концов месяц назад меня все-таки уволили.
Однако на этот раз безработица пугает меня меньше, чем в прошлом году. Люди, как посмотришь, возвращаются на работу. Много безработных только в перенаселенных районах. Не то что было полтора года назад. Все мои родные работают. Моя сестра обучилась новой профессии.
Она теперь собачий парикмахер. Стрижет пуделей и других лохматых собачек. А брат на бензоколонке работает. Мне осталось несколько месяцев подождать, пока мне двадцать пять исполнится. Может, возьмут меня тогда водителем автофургона. Думаю пожить до своего двадцатипятилетия в этих краях, а потом, глядишь, за руль сяду. Мне нравится разъезжать туда-сюда, жить на колесах. Так что на этот раз я меньше психую. Все-таки проблеск надежды появился.
Комментарии закрыты.